Все темнее вокруг. Даже среди священников трудно встретить грамотного человека.

Только кое-где высятся, как одинокие утесы, монастыри. За их толстыми стенами, при тусклом свете, падающем из маленьких окон, трудолюбивые монахи с утра до ночи переписывают книги.

Когда всю империю наводнили полчища варваров, на ее окраины — в Британию, в Ирландию — устремился поток беглецов.

Утлые суденышки, качаясь, несли через бурный пролив испуганных женщин, плачущих детей, озабоченных, суровых мужчин.

Позади оставалось все, к чему эти люди привыкли: их дома, их земли, их рабы.

Только самое ценное удалось им взять с собой. Ведь лодки и так кренились от груза.

Одни везли золото и серебро, у других в поклаже были дорогие меха и ткани. А были и такие, для которых самым ценным была книга. Они не забыли среди суеты и тревоги захватить с собой любимых поэтов и философов.

О древней мудрости сейчас мало кто думал. Но она скромно приютилась в лодке среди тюков и людей. Она терпеливо ждала своего часа.

И этот час пришел...

Где-то в ирландском монастыре ученый монах записывает древние саги. Эти саги сложены еще языческими певцами — бардами. Но ученый монах не простой переписчик.

Рассказывая о плаваниях ирландского моряка Майль-Дуйна, он не может не вспомнить другого моряка — Одиссея. Он переносит из Средиземного моря в океан и циклопа и прекрасную Калипсо.

В древнюю ирландскую сагу он вплетает слова псалмопевца Давида, а вслед за ними — стихи Вергилия:

Некогда будет нам радостно вспомнить и это.

На краю земли, недалеко от Последней Туле, снова раздается голос римского поэта, которого забыли на его родине!

Вместе с поэзией и наука находит приют в монастырях Ирландии и Британии.

Ученый Бэда Достопочтенный составляет учебники для монастырских школ. Он пересказывает своими словами книгу Боэция о музыке. А по книгам Бэды изучает арифметику и музыку британец Алкуин.

Так сквозь века переходит от одного к другому огонек знания — от Аристотеля к Боэцию, от Боэция к Бэде Достопочтенному, от Бэды к Алкуину.

И Алкуин тоже не прячет этот огонек у себя, он старается передать его дальше.

Аристотель был наставником Александра.

Алкуин обучает наукам Карла Великого.

Король франков Карл — могучий и храбрый витязь. Он умеет в бою наносить такие удары, что его тяжелый меч сразу рассекает и шлем и череп врага.

Но перо слишком легкая и маленькая вещь для его огромных рук. С ним он еще не умеет справляться.

Ложась спать, он кладет под подушку восковую дощечку и острую палочку — стиль. Ночью, когда ему не спится, он достает дощечку и старательно выводит для упражнения латинские буквы. Ветерок из открытого окошка колеблет пламя масляной лампы. Длинная борода касается восковой дощечки и мешает писать. Буквы поручаются кривые и косые. Бородатый ученик недоволен. Он сглаживает тупым концом стиля написанную строчку и начинает сначала. Карл старается. Он знает, какая это нужная вещь — грамота.

Ведь в большом государстве не обойдешься без писцов, канцелярий, указов, законов, посольств.

А государство у Карла немалое. И оно все растет. Сколько стран и народов он покорил огнем и мечом!

Карлу памятен 800 год и день рождества господня, когда папа Лев возложил на его голову золотую корону римских императоров.

Как же императору быть неграмотным!

По вечерам во дворце Карла в Аахене собираются ученые люди. Тут и Алкуин, и историк Эйнгард, и поэт Ангильберт.

Карл велит позвать своих сыновей, своих дочерей и сестер. Пусть и они послушают ученые речи.

На этих собраниях у каждого свое прозвище.

Ангильберта называют Гомером, Алкуина зовут римским именем Альбин, да еще в придачу Флакком — в честь римского поэта Горация Флакка. Есть тут и царь Давид, неожиданно для себя попавший в общество греков и римлян. Давидом называют императора Карла.

Собравшиеся читают стихи, спорят, упражняются в красноречии. Каждый старается превзойти других в словесном турнире. И когда Карл слышит острый ответ, он восклицает по привычке: «Хорош удар!» или: «Вот это бой так бой!»

Это похоже на игру, и участники игры считают ее серьезным и важным делом. Они называют свой кружок «Академия» и восхваляют Карла за то, что он создал новые Афины.

Но как не похож на Афины этот деревянный город среди суровых лесов, который виден за окном дворца! Да и дворец ли это? Его толстые каменные стены, его редкие маленькие окна и окованные железом ворота подошли бы больше к какой-нибудь казарме или крепости.

Слово «академия» тоже плохо вяжется с этими вечерними беседами у очага. Это не академия, а скорее школа, где учатся и дети и взрослые. Тут не услышишь о новых открытиях и новых учениях. Эти люди только учатся излагать свои мысли. Да и свои ли?

Куда им до академии! Но и школа — нужное дело там, где на сто верст в округе нет иной раз ни одного грамотного человека.

Идут века.

Из рук в руки переходит огонек знания. И все бледнее, все слабее светит он в темноте.

После смерти Карла его государство рассыпается на куски.

Карл одной рукой собирал земли, а другой раздавал их — вместе с их обитателями — своим графам и герцогам.

И эти графы и герцоги чувствуют себя государями в своих владениях.

Каждое поместье — маленькое государство, маленький отдельный мирок.